Проект "Marauders: One hundred steps back"
разыскивает следующих персонажей:

Дай мне знак, что ты жива.
Что не оборвется нить, не перелистнется страница, на которой он пусть не всегда рядом с ней, но на самом деле - рядом. На которой открыты для него двери дома Джонсов, на которой так верно и спокойно звучит голос ее отца, а сама Гестия молча готовит что-то, поглядывая на них время от времени. Ее присутствие было чем-то незыблемым и необходимым. Раз оступившись и оказавшись вдруг по другую сторону ее жизни, Фабиан старался не повторять своих ошибок. И долгое время он жил этим убеждением: будет она рядом или нет зависит лишь от него самого. Нет, это не было наивностью... Просто сильная, умная, ловкая Гестия - она всегда найдет возможность обойти все ловушки. Спокойная, уверенная Гестия слишком часто повторяла, что справится с этим. И с этим, и с этим... Слишком часто повторяла и слишком справлялась. Потому что когда наступил момент выбирать путешественника в Эйвери-холл, результат был слишком очевиден. И в то же самое время... нет. Фабиан выслушал слова Грюма, странным образом не веря собственным ушам.
Гестия, _его_ Гестия отправится в Эйвери-холл? К людям, которые, может, и не очень-то люди, раз посмели поставить под удар жизнь ребенка?

Через него – через тепло его руки Гестия медленно, тонкой ниточкой перетекает из страшного мира, который вроде бы и остался позади, так далеко, но в действительности не отпустил ее до сих пор, в мир другой – светлый, домашний, уютный, совсем чуждый тому, где ценой правды становится жизнь близких, где страх ребенка оказывается настолько силен, что перед ним не может устоять вековой камень, где нужно с глухим сердцем переступить через невинного.
- Я хочу домой, – Гестия смотрит на друга немного устало, но уйти себе позволяет только после того, как своими глазами видит: с легким хлопком исчезают из Косого переулка Андромеда и Нимфадора и сопровождающая их Эммилин.

Розье, вот с кем она точно не собиралась встречаться. Старые обиды не прощаются только из-за того, что прошло несколько лет. С этим молодым и непростительно богатым юношей была связана неприятная история, которую Лола предпочла бы забыть, но её память не была способна на такие подвиги. Несмотря на то, что они однажды выяснили отношение и ещё много раз сводили счёты, отвечая на подлость и насмешки друг друга обоюдным презрением, Лола ничего не собиралась ему прощать. Старая обида поднялась внутри слизеринки с энергией змеи, столкнувшейся со старым врагом.
– Не нужно разбрасываться бешеными взглядами, мистер Розье.

К концу дня, когда основной блок работы был завершен, Бенни не без удовольствия выдохнул и принялся колдовать над черновыми огрызками бумаги, наблюдая как исписанный чернилами пергамент сворачивается в изящные миниатюрки волшебных существ. По мановению палочки крохотные гномы принимались танцевать вокруг гарцующего единорога, и это небольшое театральное представление успокоило юношу и вызывало улыбку на усталом лице. Казалось ничего не могло потревожить беспросветный сон офисных клеток, разве что... Экстренный вызов? Серьезно? Едва заслышав призывной гудок сирены, изумленный Бенни наскоро допил остатки кофе и спихнул свой маленький зверинец в ящик стола. Он никак не ожидал срочного вызова, пронзившего застой офисного болотца и, чуть ошеломленный, молча просеменил за могучей фигурой мистера Боунса до самого Дырявого котла. И теперь он не без восторга наблюдает как тот заглаживает конфликт с капризным молодым знакомым юношей... Розье.

– Ксенофилиус Лавгуд, газета «Ежедневный пророк», добрый вечер, – удостоверение в знак подтверждения того, что настоящий мужчина является представителем одной из самых назойливых и пронырливых профессий, подкрепило сказанное. Когтевранец оказался ближе всего к мистеру Боунсу, но не он привлек внимание журналиста, а пресловутый Розье. Официантка тоже выглядела заинтересованной в решении возникшей проблемы, но вот темноволосый юноша мало того что явно страдал от какой-то навязчивой идеи, вдобавок считал, похоже, что хорошо скрывает эмоции. Пропажа не только дорога как память, но и важна. Это почти бесценная для вас вещь, ведь так?
– В каком настроении вы были, прежде чем обнаружили, что у вас что-то пропало? – Первый вопрос он рискнул задать пресловутому больше всех пострадавшему, и, не давая ему опомниться, обратился к следующему человеку.
– О чем вы думали, мисс, когда оказалось, что потерялась ваша ценность? – Поинтересовался волшебник у работницы бара, ее ранних слов бармену он не слышал, но мог предполагать, что она не праздная наблюдательница.
– Что вы ели на завтрак, молодой человек? – В последнюю очередь Ксено обратился к рыжеватому министерскому пареньку. Несколько неожиданных вопросов могут сбить с толку, а могут и не сбить. Главное не в ответах на вопросы, а в реакции на них. Догадываться о том, что на самом деле интересует журналюгу, Ксено оставил самим потерпевшим.

За непроницаемым выражением лица притаились легкое раздражение и насмешка. Расстроенный гражданин говорил слишком много и был слишком возмущен, и при этом уклонялся от прямого ответа на поставленный вопрос. Пропало, вероятно, что-то для него ценное, и при этом что-то, о чем он не хотел говорить.
- Мы здесь именно затем, чтобы разобраться с ситуацией. Если вы будете продолжать хамить, это никак не поможет расследованию. А вот если соизволите ответить, что же именно у вас пропало, то можете помочь. У меня будет еще несколько вопросов к вам. Но имейте немного терпения.
Эдгар задумался над словами официантки. Кому могли понадобиться старые фотографии, дешевые цепочки, талисманы? Что может связывать эти предметы? Вероятно, ценность их для хозяев была выше условной стоимости. И поведение Розье подтверждало эту теорию, если его вор - тот же самый. Но кому и для чего могли понадобиться вещи, которые не важны никому кроме их обладателей?

Розье перестал кричать и возмущаться. Воздух в легких, как говорится, не бесконечный, да и оппонентам тоже надо иногда давать высказаться. Конечно, маловероятно, что Эван руководствовался именно этой последней причиной, но замолчать он замолчал. Только разбрасываться убийственными взглядами так и не прекратил.
Он почти не слушал, что говорила О’Лири. Да его и не волновали пропажи остальных посетителей. Целый мир оказывается существовал за пределами его личности, но Эван только заглядывал в это прорубленное окно. В его мире никогда не существовало Лолы О’Лири, не оказалось ее там и сейчас. Поэтому ее тон, которым, казалось, можно было замораживать лед для коктейлей, нисколько его не тронул. Его сердце пылало только одной жаждой – вернуть потерю. Вернуть ее.

- Если бы вы оказались наследником Слизерина, мисс Смит, мне пришлось бы признать, что я многого не знал о Салазаре, - улыбнувшись, отозвался директор. - И, безусловно, я серьезен как никогда.
Часто ли будет вспоминать Бонни этот день потом? Отсиживаясь за стеной, в которую летят смертоносные заклятия или оплакивая своего друга, или произнося самой себе и в небо те обещания, которые люди дают после очередного сражения. Вынужденная врать, поставленная вне закона из-за скрытой от внимания Аврората игры. Хотя последнего, пожалуй, можно избежать. Если сказать лишь часть правды...
- Все так, как вы говорите, Бонни. Чаша, действительно, была утеряна много лет назад. И единственное место, где ее еще не искали - банк Гринготтс. Все дело в том... - директор задумчиво повернул кольцо на безымянном пальце правой руки, - что запрос о наличии вещи в хранилищах может сделать только ее владелец. Прочие же - как бы высоко они ни стояли на социальной лестнице - такого права не имеют. Даже начальник Аврората или министр магии.
Дамблдор немного помолчал, не поднимая глаз на девушку.
- Таким образом, мне доподлинно неизвестно, находится ли чаша Хельги Хаффлпафф в Гринготтсе. Однако у меня впервые за долгое время появилась возможность это узнать.

Бонни Смит не думала, что ее роль в истории чуть выходит за рамки второстепенного персонажа. А выходит ли? – Бонни растерянно опустила глаза на свои ярко-желтые домашние тапочки. Случись ей поднять глаза в эту же минуту, она бы увидела, как примерно в таком же положении (как знать, может, у Альбуса под длинной мантией тоже скрывается парочка тапок цвета июньского солнца?) находился один из величайших волшебников современности. Но она не поднимала. Он спросил о доверии. Разве я могу не доверять? – хотела тут же выпалить Бонни, для которой Хогвартс еще много лет назад стал единственным определением дома, а директор – воплощением всех родственников разом, ибо маленькой хаффлпаффке только в замке удалось получить тот процент тепла, который полагался ей еще при рождении. Разве я могу доверять? – закралась чуть менее светлая мысль. Девушка не знала, что хочет от нее Дамблдор, догадывалась, может быть, но откуда ей было знать наверняка? Сейчас же идет война, много ли значит жизнь одной среднестатистической выпускницы Хаффлпаффа, пусть и колдомедика?

Неприятное чувство где-то под ложечкой так и норовило обрести словесное выражение, выпалить все, как есть, рассказать о строгом взгляде Клеодоры Монтегю, о взгляде, который даже в больнице, даже после тяжелых травм, нанесенных заклятием, оставался таким же надменным и не терпящим возражений. Рассказать о том, как хорошо Бонни справилась, как не позволила себе разрыдаться прямо в палате, какую пламенную и, самое главное, совершенно неподготовленную речь произнесла всего-то несколько минут назад. Как стремительно вылетела из палаты, не позволив мисс Монтегю выплеснуть на нее очередную порцию своего недовольства. Всем эти хаффлпаффка Бонни Смит не раздумывая поделилась бы с гриффиндорцем Карадоком Дирборном. Но колдомедик-стажер Бонни Смит должна была справиться со всем сама.

Кому, как не ему, было знать, что не все можно рассказать даже самым близким. У него ведь с недавних пор была своя тайна, которой он не мог и не хотел поделиться с родными. Он всегда был честен и откровенен с Бонни и вообще считал девушку частью своей семьи, но об Ордене Феникса не рассказал и ей. Он не хотел никого впутывать в это противостояние, не хотел никого тревожить. Вы думаете, ваша семья будет спать спокойнее, зная, что на самом деле вы задерживаетесь не с друзьями в баре, а на самом настоящем военном совете, где планы против того, кто называет себя Темным Лордом и чье имя иные маги боятся произносить вслух, тоже самые настоящие и опасные, и вместо оловянных солдатиков живые смертные волшебники.