В первые несколько часов после ухода Билла стрелки на циферблате едва двигались. В голове крутилась мысль «Ну когда же он вернется?», а они, точно дразня и изматывая, ползли все медленнее и медленнее. Отвлечься помогали лишь привычные заботы: нужно было разложить вещи, что-то почистить, а что-то заштопать, заняться уборкой, помочь миссис Уизли приготовить завтрак. Большую часть этого можно было сделать при помощи магии, однако Флер было отчаянно необходимо занять себя хоть чем-то. Грызущее беспокойство не позволяло найти себе места: не давало ни успокоиться за книгой, ни вздремнуть, ни посидеть за мирным разговором со стаканом тыквенного сока с кем-то из орденцев – в штабе всегда хоть кто-то, но оставался.
Девушка некоторое время мерила комнату нервными шагами, то выглядывая из окна, то прислушиваясь к шуму за дверью. Присаживалась на краешек кровати, замирая и уставившись в одну точку, и спустя минуты снова вскакивала, обхватывая себя руками и ежась, будто от холода. Руки ледяные и влажные от волнения. Флегма. Поморщившись, Флер выходит из комнаты и направляется в ванную. Поворачивает кран и некоторое время просто держит руки под теплой водой, ощущая, как ласковые струи успокаивающе поглаживают и согревают кожу. Не позволяя себе разнежиться, переключает воду на холодную, почти ледяную, и умывается, подавляя инстинктивное желание увернуться от холода. Несколько капель попадают и на рубашку. Сейчас ты совсем не похожа на ту изящную полувейлу, которая несколько лет назад появилась в Хогвартсе, чтобы поучаствовать в Турнире Трех Волшебников, и очаровала многих.
Мрачно усмехаясь, девушка вглядывается в свое отражение в зеркале. Бледное осунувшееся лицо. Несколько мокрых прядей волос, чуть завиваясь, неаккуратно свисают вниз. Под глазами мешки. Да уж, хороша. Да все мы сейчас такие. Флер устало хмыкает и невольно, почти незаметно для себя, крепче необходимого сжимает полотенце, вспомнив лицо Билла, когда он уходил на задание. Волосы собраны в небрежный хвост. Несколько прядок, как всегда, выбиваются. Даже в воображении Флер так и хочется протянуть руку, чтобы поправить их. Скользнуть рукой по щеке в нехитрой ласке. Вглядеться в усталые, уже окруженные легкими морщинками глаза с тенями от недосыпа и постоянных тревог. Обвести каждый шрам. Надбровные дуги. Коснуться губ. И замереть, вглядываясь в бесконечно родные глаза.
Ты всегда в такие моменты, ничего не говоря, просто понимающе обнимаешь меня, позволяя зарыться в воротник твоей куртки, опускаешь подбородок на макушку и тихо покачиваешь из стороны в сторону. Пытаешься приободрить. И на душе всегда становится теплее, рождается нежность. Но не спокойствие. Ведь я знаю, ты снова уйдешь. Потому что у остальных есть и другие важные дела. Потому что считаешь, что именно ты справился бы отлично. Потому что не хочешь подвергать опасности других людей, близких. Потому что… Просто потому что это ты. Ты не можешь иначе, я знаю. И я горжусь тобой. Но если бы ты только позволил мне пойти с тобой, позволил помочь, быть рядом…
Разумеется, это было не первое задание, на которое Билл отправлялся. Отправлялся не только по велению ордена, но и вызываясь добровольцем, причем одним из первых. В Ордене, разумеется, много действительно бесстрашных и смелых людей, не только ты один так геройствуешь, но, если бы мне не было так страшно за тебя, я бы пошутила, что ты торопишься свести счеты с жизнью.
Флер пора было бы уже привыкнуть. Но как непросто между голосом трезвого рассудка и беспокойством за близкого человека выбрать что-то верное. Да и есть ли тут верный ответ? Особенно, когда разум, немного приободрив, будто чисто для приличия, тут же подкидывает предательскую мысль, что иногда задания заканчиваются не так уж и успешно, наши противники сейчас как никогда раньше сильны и могущественны, а в открытые схватки вступать опасно – министерство магии давно перестало решать эти вопросы справедливым образом.
И все равно мы справимся. Мы должны бороться. Поэтому и я должна в тебя верить. И я верю, но как же трудно отпускать тебя. И с каждым разом все сложнее. И нельзя тебе это показывать. Нельзя быть такой трусихой. Нельзя. Но ты, бросив лишь один мимолетный взгляд, уже можешь сказать о том, что у меня на душе. И вместо того чтобы быть сильной, быть твоей поддержкой и опорой, я снова слабовольно сжимаю тебя в жадных объятиях, вдыхая такой родной запах, и прячу лицо у тебя на груди.
В очередной раз переводит взгляд на часы. Поздний вечер. Уже почти ночь. Билл должен был вернуться несколько часов назад. Где ты так задерживаешься? Неужели что-то случилось?
Только первые часы ожидания тянутся невыразимо медленно. Чем ближе к обещанному сроку, тем чаще вскидываются глаза на часы и тем быстрее колотится сердце. Время, наконец, настает. Однако дверь все не открывается, прихожая не наполняется голосами. Сейчас все сидят по своим комнатам, притихли. Ждут и беспокоятся. Несколько раз в дверь стучали, но Флер, даже если бы и хотела отвлечься, сейчас была совсем не в состоянии поддерживать беседу. Только не сейчас. Только не в этот раз. Слишком велико беспокойство за Билла. Он задерживается уже более чем на 3 часа. И время словно бежит быстрее, каждые полчаса его отсутствия начинают казаться полноценным часом. И чувство, словно его нет рядом уже очень-очень давно. Хотя только этим утром Флер провожала его, смотрела на удаляющуюся спину и шептала:
-Пг’ошу, только будь остог’ожнее.
Как ни страшно это признать, но что-то, вероятнее всего, вышло из-под контроля. А любые сбои в тщательно продуманном плане могут испортить все. Им ли не знать. Сейчас не то время, когда можно ошибаться. Слишком дорого придется за это заплатить. Флер обессилено падает в кресло, прикрывая глаза. Только бы ты был живой, прошу. Только бы все было хорошо.
